дал им так вкусно поесть, выпить и покурить, что они забыли о своих заботах и наслаждались. . . . Джим был первым в этой области, кто предоставил уютное убежище, где правительственные чиновники с небольшим жалованьем всегда могли найти радушный прием, хорошую сигару и выпить яда, который они предпочитали". Кроме того, при необходимости Фиск давал откровенные взятки в обмен на правительственные контракты. "Джим умел раздавать маленькие подарки, как он их называл, и держать рот на замке. Он всегда сам занимался такими делами".7

Несмотря на подкуп и явно завышенные цены, "Джордан, Марш и компания", в отличие от многих других поставщиков, которые были заняты дачей взяток и завышением цен, быстро завоевала репутацию поставщика качественных товаров, поставляемых в срок: эти факты во многом помогли армейским покупателям решить, чьи взятки брать. Одеяла, рубашки, обувь и другие предметы первой необходимости отправлялись со складов Джордана в полевые войска Союза целыми поездами. В свою очередь, Эбен Джордан, вместо того, чтобы спорить с Фиском по поводу его огромных расходов в "Уилларде" (которые иногда достигали 1000 долларов в день), взял своего молодого протеже в партнеры. Фиск еще больше привязался к Джордану (и к голодающим южным плантаторам), когда разработал успешную схему обхода блокады Конфедерации со стороны Севера и законов самой Конфедерации, запрещающих продажу хлопка в Союз. Контрабандный южный хлопок, поступавший на голодные северо-восточные фабрики, приносил Фиску небольшое состояние, а также обеспечивал сырьем все больше одеял и рубашек для армии Союза. (Между тем, человеком, который больше всех пожертвовал ради контрабандного хлопка, был отец Фиска, который пережил душевный срыв, представляя сына в тайной экспедиции по закупке хлопка, после чего его пришлось на некоторое время поместить под стражу).

Как щедрый, так и меркантильный, Фиск часто руководствовался наглой и сентиментальной доброжелательностью. Впервые он стал известен на всю страну как яркий и добросердечный филантроп. Фиск оказался в Бостоне в воскресенье в середине сентября 1864 года, когда телеграммы принесли известие о состоявшемся накануне сражении между Макклелланом и Ли - жестокой битве, в результате которой на поле боя у ручья Антиетам погибли и были ранены 22 000 человек. (Эта поразительная цифра - самое большое количество жертв за один день за всю Гражданскую войну - превышала общие потери обеих сторон во время Американской революции). Сказав Джордану, что они просто обязаны что-то сделать, чтобы помочь тысячам "бедных дьяволов", которые нуждались в помощи, Фиск с тревогой принялся собирать пожертвованные вещи для отправки "мальчикам", как синим, так и серым.

Сотрудник компании Jordan, Marsh & Company, работавший с Фиском над проектом, вспоминал его в бостонском храме Тремонт в окружении ящиков, коробок и бочек. "Джим был центром всего. Его замечательные организаторские способности и безграничная энергия производили огромное впечатление на зрителей. В то воскресенье он был просто чудо. Он просто вкладывал в это всю свою душу. За час он делал больше, чем остальные три человека, а там были очень быстрые работники. Он за всем присматривал, отдавал приказы и все проверял. Все делали то, что он им говорил. Вся работа была его от начала до конца, и никто не мог отнять у него эту заслугу. Гордился ли он этим? А вы как думаете?"8

К концу 1864 года, когда Конфедерация продолжала демонстрировать явные признаки своего ослабления, расходы армии Союза сократились. В то же время, когда все большая часть Юга переходила в руки Союза, прибыльная деятельность Фиска по контрабанде конфедеративного хлопка на северные фабрики начала угасать. В этих условиях он свернул свою деятельность в округе Колумбия и - возможно, вспомнив о своей неуспешной работе в компании Jordan, Marsh & Company до начала военных действий - вышел из фирмы, продав свою долю обратно своему другу Джордану за кругленькую сумму в 65 000 долларов. Чуть позже, после нескольких месяцев безуспешных попыток найти себе другое место в Бостоне, Фиск собрал вещи и отправился туда, где, как подсказывали ему инстинкты, он должен был быть, - туда, где нужен был великий импресарио, где не было четких правил, где, по его словам, можно было совершать "великие дела". Это была Уолл-стрит, на которую Фиск пришел совсем новичком.

Двадцатидевятилетний, тучный и очень привыкший к высокой жизни после работы в Вашингтоне, Фиск был заряжен не только своей обычной энергией и остатками прибыли, полученной в Марше, но и необычайно большой дозой неосознанной уверенности. Уже через неделю пребывания в городе он открыл на Броуд-стрит показную брокерскую контору. В то же время он переехал в роскошный отель "Пятая авеню" на углу Пятой авеню и Двадцать четвертой улицы, на западном периметре пересечения Бродвея и Пятой авеню с Мэдисон-сквер. Считавшийся лучшим отелем в городе, отель "Пятая авеню" сам по себе был местом, где в послеобеденное время проводились значительные торговые операции с акциями и облигациями. Таким образом, он был удобен не только для повседневной жизни и свиданий, но и для бизнеса. (И снова Фиск путешествовал без Люси, которая осталась в Бостоне и пока жила в отеле Tremont House).

Фиск регулярно устраивал дни открытых дверей в своих офисах на Брод-стрит, угощая коллег-брокеров и спекулянтов отборными напитками. Но на этот раз люди, которых он развлекал, не были тихими клерками с небольшими устремлениями. Напротив, они были волками, не имеющими союзников, - волками, ищущими выгодных убийств. Пока он не усвоит дорогостоящие уроки, Фиск на несколько месяцев останется безвольным финансовым агнцем, легко попадающим в засаду из-за корыстных советов, которые дают ему ненадежные помощники. "Его безжалостно обнимали медведи, - писал один из ранних биографов, - и бесцеремонно швыряли быки, но с несгибаемым упорством и слепой верой в возможности будущего он стоял на своем, пока улица не проглотила каждый доллар его денег, а он сам не разорился".9 Когда той зимой рынок внезапно стал медвежьим, ничего не подозревающий Фиск оказался в опасной позиции по целому ряду падающих акций и рисковал полностью обанкротиться. Когда последующая попытка сократить падающие облигации Конфедерации на Лондонской бирже оказалась успешной, он снова занялся длинными позициями на Стрит, пользуясь советами тех же игроков, что и раньше, и прогорел. Фиск сказал другу: "Я вернусь на Уолл-стрит через двадцать дней, и если я не заставлю все вокруг корчиться, то не буду есть ничего, кроме супа из пуговиц, до Судного дня".10

Символично для серендипити, которое так часто управляло жизнью Фиска, что во время поездки на поезде обратно в Бостон после своего нью-йоркского позора он столкнулся с джентльменом, на котором в перспективе заработал бы большие деньги. Джон Гулдинг, уроженец